Причиной первого в моей жизни конфликта «отцов и детей» стали мультфильмы. По мере приближения СССР к своему логическому финалу западные мультики все чаще показывали по телевизору и в кинотеатрах. «Ихние» мульты кардинально отличались от «наших». Сначала мне было все равно что смотреть, но постепенно буржуйские «живые картинки» начали цеплять больше.
- Опять муть всякую показывают! – гневалась бабушка, вырубая телик из розетки (на экране в это время ржал дятел Вуди). Мой возмущенный рев бабушка игнорила, оживляясь только при демонстративной акции выливания борща в кухонную раковину. Однако в процессе стычки за независимость мультики успевали закончиться, что добавляло ангста и укрепляло веру в несправедливость мира.
Стычки участились, когда в нашем маленьком городке группа энтузиастов создала местный телеканал. Была дивная эпоха начала 90-х, и практически все, что показывали по СТВ, было иностранными полупорнографическими боевиками, иногда с некоторыми антуражными элементами фэнтези и НФ, ессно, все в переводе Володарского и его клонов. Еще там крутили мультфильмы. Каждый день. В будни – по полчаса, а в выходные аж час или полтора.
А самое классное, что все мультики были иностранными. На тот момент я не задумывался, почему это было так существенно именно для меня. Только позднее до меня дошло, что западные мультфильмы изначально не были рассчитаны на только детскую аудиторию. Восемь или девять лет – это, конечно, не возраст, но я продолжал взрослеть и советские мультфильмы, пусть и сделанные действительно качественно с точки зрения прорисовки, режиссуры и построения сюжета, уже не устраивали меня. Я их перерос. Мне нужно было больше информации, причем левелом повыше. А создатели советских мультов были, видимо, уверены, что рисованной анимацией интересуются исключительно дети.
Видимо, также думала и моя более лояльная, чем бабушка, мама. Из всего ассортимента нашего СТВ мне было разрешено смотреть только мультфильмы, вероятно, из соображений, что в таком «детском» жанре меньше всякой «дряни», чем в новомодных боевиках. К счастью, она ошибалась, но об этом ниже.
В те годы я был убежден, что в фильме должны стрелять или тыкать друг в друга заточенными металлическими палочками, иначе он слегка неполноценен. К счастью, я перерос и это заблуждение. Но тогда, «в дни вечной весны», запрещенные семейной цензурой боевики я предпочитал смотреть у друзей, тем более, что у всех уже были цветные телевизоры и даже видеомагнитофоны (город нефтяников, какбэ), а у меня в квартире – нет. А вот мультики я смотрел дома, по древнему черно-белому «ящику», огрызаясь на бабушку и страдая по поводу фиговой антенны.
Я терпел такие муки не ради идеи. Просто мне нравилось смотреть аниме, а всему остальному городу (как я считал) – нет.
Дело в том, что по СТВ показывали не только американские мультики. Но я этого не знал.
Тогда вообще никто в нашем городе не знал, как правильно называются странные рисованные «шедевры» отвратительной (что было, впрочем, нормой в 90-х) озвучки и качества съемки. Иногда поднимался вопрос, японские это мультфильмы или же китайские, но проблемой национальности интерес к ним и ограничивался. Да, в этих мультфильмах были «войнушки», да побольше, да пореалистичней, чем в тех, которые американского производства, но я быстро понял, что мои сверстники смотрят их только если больше нечего (исключение составлял разве что сериал про гонщика Спиди, да и тот появился на наших экранах позже). Некоторый интерес к аниме у моей компании появился спустя года три-четыре, когда телевизионщики оборзели настолько, что стали чаще крутить хентай (в итоге по требованию возмущенных родителей показ аниме прекратили совсем), но то уже было другое время и совсем другая ситуация. Эта история не о них.
Как известно, значительная часть жизни человеческой личинки, то есть, ребенка, проходит не только во сне, но и в играх и фантазиях. В те дни наши родители лихорадочно пытались приспособиться и выжить в новой вселенной, которая как раз создавалась после большого краха государственной системы. Остатки этой системы бестолково носились по постсоветскому пространству, причудливо соединяясь в новые образования под воздействием каких-то неведомых законов природы социума, а уцелевшие разумные представители фауны старались увернуться от летящих фрагментов составляющих прежней жизни и еще поиметь с этого свой профит. В итоге школота, то есть, их дети, то есть, мы, оказались предоставлены сами себе. Что происходило в стране, мы толком не понимали, зато отмечали, что теперь в нашей жизни появилось многое из того, что мы наблюдали по телику – жвачки, сладости, бытовая химия, шмотки, которые раньше было трудно достать, и даже, говорят, собирались отменить школьную форму. Ребенку с его фантазией немного надо. Все перечисленные фрагменты псевдозападной жизни автоматически равняли нас с героями просмотренных мультиков и фильмов. Потому происходящее на экране становилось еще роднее и очевиднее. Можно сказать, оно было частью нашей реальной жизни. А поскольку родителям, повторюсь, было некогда нас воспитывать, образцы для подражания мы сами выбирали себе из того, что было на виду и менее виртуальным, чем занятые прокормом семьи папы и мамы.
Вот так и получилось, что американские мульты и той же страны производства фильмы были нам близки и понятны потому, что рассказывали о вещах нормальных и привычных. Можно даже сказать – бытовых. Например, меч ниндзя. Это же беспредельно простая вещь, которую легко сделать в домашних условиях. Самое сложное – вырезать из полозьев детских санок нужной формы полосу. Для этого все же придется просить старших. Но остальное – и отделка рукояти изолентой, и, разумеется, тренировки – в руках счастливого обладателя «меча».
Неважно, какого жанра было то просмотренное, под воздействием которого мы устраивали свои детские дворовые ролевые игры. Исторические сцены, современные, чуть более загаженные, чем наши, подворотни (впрочем, нехватку загаженности в реальном мире скоро исправили), или пейзажи иных миров были лишь антуражем для главного сакрального действа – великой бойни «наших» и… тоже «наших». Лишенные норм морали, мы привыкали к толерантности (точнее, к ее битой демо-версии, причем с 90-х в умах носителей русской ментальности она, по-моему, так и не обновлялась). Поэтому в любой момент, по настроению, можно было перейти со светлой стороны Силы на темную и обратно – лишь бы у тех были печеньки или пельмени (открытие пива нам еще предстояло). Уже этим мы отличались от наших отцов, по легендам, из чувства патриотизма коллективно не желавших играть «за фашистов».
Короче, при любом раскладе мотивация очередной мини-бойни всем была ясна – кто-то кого-то обидел в прошлом и теперь за него надо мстить, или кто-то на кого-то наезжает в настоящем времени и теперь надо наезжать в ответ. Эти незатейливые сюжеты заполняли нашу детскую жизнь, и они же были главной темой почти каждого фильма, который мы смотрели. Реальное гармонично и ненапряжно сочеталось с иллюзиями, которыми нас обволакивал зомбоящик. Мы словно жили в некоем мифологическом пространстве, даже не задумываясь об этом, ведь оно было как воздух. А новости о событиях из совсем настоящего мира, мира взрослых, мрачно обсуждаемые этими взрослыми на кухнях, лишний раз подтверждали, что жить нужно так, и только так. Конечно, мы были не совсем долбогребы, разницу между играми, теликом и Матрицей, которая типа реальность, понимали. Потому очень жалели, что в реале стреляют не у нас (лет через восемь, а то и раньше, часть моих товарищей по играм воплотила свои детские мечты в жизнь, за что им, конечно, респект и уважуха, но…).
А аниме вклинивалось в это пространство своей странной графикой, непонятными сюжетными ходами и мотивацией персонажей. Да, там были драки, прикольное оружие, технические девайсы, крутые герои – И ЧЁ? Было сложно понять, кто на кого наехал, по какой причине, кто в итоге победил, и почему победили именно они, а не другая сторона. Пучеглазые герои аниме ссылались на «потерю лица», на «кодекс воина» и еще какую-то фигню, которая заставляла их делать весьма странные вещи, лишенные логики - с точки зрения такого существа как ребенок, который, при всей его вовлеченности в мир фантазий, во многих вещах чрезвычайно прагматичен.
В общем, не любили мои товарищи смотреть аниме, ибо не понимали его. Да, и ниндзя в этих мультиках были неправильные.
Я тоже улавливал суть мультфильмов с пятого на десятое, а плохая озвучка, помехи и вечно нудящая бабушка еще больше снижали восприятие вербальной части информации. Но это меня не останавливало, и каждые выходные я усаживался перед теликом в надежде, что сегодня покажут именно ТАКОЙ мульт. Иногда СТВ начинало крутить по вечерам анимешный мультсериал. Это вообще начинался праздник каждый день (для меня, по крайней мере).
Уже первые несколько увиденных аниме вынесли мне мозг своими сюжетными ходами и графикой. Это было необычно. Так никогда никто не рисовал, на моей памяти. В советских мультиках были свои каноны, в западных (особенно в диснеевских) тоже были. В японских даже эти большеглазые человечки в каждом аниме были большеглазые по-своему. И я только спустя много лет понял, насколько меня очаровывала грациозность движений персонажей – и мужчин, и женщин – и то, как гармонично они вписывались в тот мирок, который нарисовали для них художники-аниматоры. Пожалуй, именно благодаря аниме я открыл для себя, что можно не только следить за сюжетом – можно наслаждаться тем, как сюжет сделан и кто в нем участвует.
Меня привлекала именно эта «нестандартность», «нереальность» аниме. Каждый просмотренный мультфильм вызывал кучу вопросов касательно сюжета и действий персонажей, и одновременно приносил чувство своего рода эстетического удовольствия. Как я уже говорил, в младшие школьные годы я был весьма критичен к содержанию произведений массовой культуры. При просмотре весьма разноплановых аниме я, к своему дичайшему удивлению, обнаружил, что простые истории об обычных (как оказалось впоследствии – все-таки японских) школьниках и школьницах тоже могут быть интересными. Они, истории, давали мне пищу для размышлений – почему герои поступали именно так, что означали эти странные жесты и непонятные выражения, каково было назначение предметов обстановки? Ни взрослые, ни книги из детской библиотеки не могли ответить на эти вопросы. Иногда мне попадалось что-то похожее на услышанный в мультике термин, и я пытался связать воедино разные факты, создавая порой крайне причудливые логические конструкции. До непосредственно японской литературы я добрался спустя несколько лет, уже когда узнал об аниме как жанре больше. А пока, во время перед переходным возрастом, занимался исследованиями, которые по качеству и эффективности приближались к опытам средневекового алхимика.
Сюжет, персонажи… Меня поразила девушка без лица в одной из серий «Галактического экспресса 999», которая похитила героиню чтобы поместить ее в стеклянную сферу взамен томящейся там сестры (насколько я помню). Меня потряс парень с длинными волосами, единственный уцелевший на планете, жители которой обратились в камень. Он тоже чего-то хотел, кажется, для своей окаменевшей любимой и героям снова надо было сделать моральный выбор. И таких примеров можно накопать множество. Постепенно я открывал для себя себя самого. Допустим, так я понял, что мне интересно, когда за сюжетом спрятано что-то еще. Это что-то не должно навязываться напрямую, как в тех же нравоучительных советских мультиках. Оно просто должно быть.
И, оказывается, именно все эти странные личности с их странными поступками на фоне сюрреалистических мест действия незаметно, как грамотный дзенский наставник, подвели меня к осознанию простой, но далеко не очевидной идеи – мир не заканчивается тем миром, который окружает одного конкретного человека (например, маленьким сибирским городком). Можно жить и думать как-то иначе. Причем вариантов этого «как-то иначе» существует очень и очень много.
Быть может, именно поэтому я уже давно не в своем городке.
И, возможно, оно было и к лучшему – что я не знал тогда Великой Тайны разработчиков аниме, которая на самом деле не являлась никакой тайной. Я не знал, что мультфильмы, которые показывали по местному телевидению, так разноплановы потому, что у каждого из жанров своя аудитория и именно под ее нужды подстраиваются аниматоры. Эффект присутствия глубокого смысла во многих случаях (хотя «Галактический экспресс» в эти случаи не входит!!!!) создает всего лишь тот факт, что целевая аудитория японская и человеку другой ментальности, а особенно маленькому человеку, многое непонятно.
Потом потянулись занудные годы взросления/подрастания. Аниме, как я говорил, постепенно исчезло с лица моего, уже цветного, телевизора, и вновь я столкнулся с этим жанром только лет в 18, уже когда жил в Киеве. Вместе с аниме я познакомился также с явлением, которое называлось «субкультура анимешников». Оказалось, что почти все, что я смотрел в детстве, называется «классикой», и, безусловно, труЪ, но сейчас (то есть, тогда, в 2000), как мне снисходительно объяснили, смотрят другие мультфильмы. Я был в восхищении. Оказывается, у аниме тоже есть попса.
Те, первые встреченные, фанаты аниме, были еще моими ровесниками. Потом я встретил другое поколение и понял, что окончательно стал динозавром. Особенно после того как увидел, по выражению анонимного интернет-деятеля, «русский косплей, бессмысленный и беспощадный».
Говорят, японцы очень своеобразно подошли к освоению противоположной им западной культуры. Жители России и других бывших союзных стран не менее творчески переработали аж два вида этих самых культур – и современную им западную, и, что гораздо веселее, восточную. Синтез продуктов переработки мы сейчас наблюдаем, в том числе и на современных анимешниках. Не знаю, можно ли это считать своего рода восстановлением исторической справедливости. В любом случае стало как-то… ярче.
До сих пор для меня остается загадкой – что послужило причиной такого моего восприятия аниме? Моя безусловная пожизненная долбанутость или особенности восприятия моего поколения? То есть, все ли из детей начала 90-х, которых все-таки заинтересовало тогда аниме, видели его так же, как я? Мои киевские ровесники, как я понял, увлеклись этими мультами позже и живя уже в весьма благополучных условиях (страной «третьего мира» Украина ни разу не является). Может, эта тревожная атмосфера 90-х как-то особенно влияла на детский мозг и я поэтому искал в японских мультфильмах не развлечение, но способ выхода из замкнутого пространства. Только не надо говорить про эскапизм. Отшельники как правило возвращаются в мир, что-то для себя решив.
Вот, собственно, и все, что я хотел сказать про Вьетнам.
- Опять муть всякую показывают! – гневалась бабушка, вырубая телик из розетки (на экране в это время ржал дятел Вуди). Мой возмущенный рев бабушка игнорила, оживляясь только при демонстративной акции выливания борща в кухонную раковину. Однако в процессе стычки за независимость мультики успевали закончиться, что добавляло ангста и укрепляло веру в несправедливость мира.
Стычки участились, когда в нашем маленьком городке группа энтузиастов создала местный телеканал. Была дивная эпоха начала 90-х, и практически все, что показывали по СТВ, было иностранными полупорнографическими боевиками, иногда с некоторыми антуражными элементами фэнтези и НФ, ессно, все в переводе Володарского и его клонов. Еще там крутили мультфильмы. Каждый день. В будни – по полчаса, а в выходные аж час или полтора.
А самое классное, что все мультики были иностранными. На тот момент я не задумывался, почему это было так существенно именно для меня. Только позднее до меня дошло, что западные мультфильмы изначально не были рассчитаны на только детскую аудиторию. Восемь или девять лет – это, конечно, не возраст, но я продолжал взрослеть и советские мультфильмы, пусть и сделанные действительно качественно с точки зрения прорисовки, режиссуры и построения сюжета, уже не устраивали меня. Я их перерос. Мне нужно было больше информации, причем левелом повыше. А создатели советских мультов были, видимо, уверены, что рисованной анимацией интересуются исключительно дети.
Видимо, также думала и моя более лояльная, чем бабушка, мама. Из всего ассортимента нашего СТВ мне было разрешено смотреть только мультфильмы, вероятно, из соображений, что в таком «детском» жанре меньше всякой «дряни», чем в новомодных боевиках. К счастью, она ошибалась, но об этом ниже.
В те годы я был убежден, что в фильме должны стрелять или тыкать друг в друга заточенными металлическими палочками, иначе он слегка неполноценен. К счастью, я перерос и это заблуждение. Но тогда, «в дни вечной весны», запрещенные семейной цензурой боевики я предпочитал смотреть у друзей, тем более, что у всех уже были цветные телевизоры и даже видеомагнитофоны (город нефтяников, какбэ), а у меня в квартире – нет. А вот мультики я смотрел дома, по древнему черно-белому «ящику», огрызаясь на бабушку и страдая по поводу фиговой антенны.
Я терпел такие муки не ради идеи. Просто мне нравилось смотреть аниме, а всему остальному городу (как я считал) – нет.
Дело в том, что по СТВ показывали не только американские мультики. Но я этого не знал.
Тогда вообще никто в нашем городе не знал, как правильно называются странные рисованные «шедевры» отвратительной (что было, впрочем, нормой в 90-х) озвучки и качества съемки. Иногда поднимался вопрос, японские это мультфильмы или же китайские, но проблемой национальности интерес к ним и ограничивался. Да, в этих мультфильмах были «войнушки», да побольше, да пореалистичней, чем в тех, которые американского производства, но я быстро понял, что мои сверстники смотрят их только если больше нечего (исключение составлял разве что сериал про гонщика Спиди, да и тот появился на наших экранах позже). Некоторый интерес к аниме у моей компании появился спустя года три-четыре, когда телевизионщики оборзели настолько, что стали чаще крутить хентай (в итоге по требованию возмущенных родителей показ аниме прекратили совсем), но то уже было другое время и совсем другая ситуация. Эта история не о них.
Как известно, значительная часть жизни человеческой личинки, то есть, ребенка, проходит не только во сне, но и в играх и фантазиях. В те дни наши родители лихорадочно пытались приспособиться и выжить в новой вселенной, которая как раз создавалась после большого краха государственной системы. Остатки этой системы бестолково носились по постсоветскому пространству, причудливо соединяясь в новые образования под воздействием каких-то неведомых законов природы социума, а уцелевшие разумные представители фауны старались увернуться от летящих фрагментов составляющих прежней жизни и еще поиметь с этого свой профит. В итоге школота, то есть, их дети, то есть, мы, оказались предоставлены сами себе. Что происходило в стране, мы толком не понимали, зато отмечали, что теперь в нашей жизни появилось многое из того, что мы наблюдали по телику – жвачки, сладости, бытовая химия, шмотки, которые раньше было трудно достать, и даже, говорят, собирались отменить школьную форму. Ребенку с его фантазией немного надо. Все перечисленные фрагменты псевдозападной жизни автоматически равняли нас с героями просмотренных мультиков и фильмов. Потому происходящее на экране становилось еще роднее и очевиднее. Можно сказать, оно было частью нашей реальной жизни. А поскольку родителям, повторюсь, было некогда нас воспитывать, образцы для подражания мы сами выбирали себе из того, что было на виду и менее виртуальным, чем занятые прокормом семьи папы и мамы.
Вот так и получилось, что американские мульты и той же страны производства фильмы были нам близки и понятны потому, что рассказывали о вещах нормальных и привычных. Можно даже сказать – бытовых. Например, меч ниндзя. Это же беспредельно простая вещь, которую легко сделать в домашних условиях. Самое сложное – вырезать из полозьев детских санок нужной формы полосу. Для этого все же придется просить старших. Но остальное – и отделка рукояти изолентой, и, разумеется, тренировки – в руках счастливого обладателя «меча».
Неважно, какого жанра было то просмотренное, под воздействием которого мы устраивали свои детские дворовые ролевые игры. Исторические сцены, современные, чуть более загаженные, чем наши, подворотни (впрочем, нехватку загаженности в реальном мире скоро исправили), или пейзажи иных миров были лишь антуражем для главного сакрального действа – великой бойни «наших» и… тоже «наших». Лишенные норм морали, мы привыкали к толерантности (точнее, к ее битой демо-версии, причем с 90-х в умах носителей русской ментальности она, по-моему, так и не обновлялась). Поэтому в любой момент, по настроению, можно было перейти со светлой стороны Силы на темную и обратно – лишь бы у тех были печеньки или пельмени (открытие пива нам еще предстояло). Уже этим мы отличались от наших отцов, по легендам, из чувства патриотизма коллективно не желавших играть «за фашистов».
Короче, при любом раскладе мотивация очередной мини-бойни всем была ясна – кто-то кого-то обидел в прошлом и теперь за него надо мстить, или кто-то на кого-то наезжает в настоящем времени и теперь надо наезжать в ответ. Эти незатейливые сюжеты заполняли нашу детскую жизнь, и они же были главной темой почти каждого фильма, который мы смотрели. Реальное гармонично и ненапряжно сочеталось с иллюзиями, которыми нас обволакивал зомбоящик. Мы словно жили в некоем мифологическом пространстве, даже не задумываясь об этом, ведь оно было как воздух. А новости о событиях из совсем настоящего мира, мира взрослых, мрачно обсуждаемые этими взрослыми на кухнях, лишний раз подтверждали, что жить нужно так, и только так. Конечно, мы были не совсем долбогребы, разницу между играми, теликом и Матрицей, которая типа реальность, понимали. Потому очень жалели, что в реале стреляют не у нас (лет через восемь, а то и раньше, часть моих товарищей по играм воплотила свои детские мечты в жизнь, за что им, конечно, респект и уважуха, но…).
А аниме вклинивалось в это пространство своей странной графикой, непонятными сюжетными ходами и мотивацией персонажей. Да, там были драки, прикольное оружие, технические девайсы, крутые герои – И ЧЁ? Было сложно понять, кто на кого наехал, по какой причине, кто в итоге победил, и почему победили именно они, а не другая сторона. Пучеглазые герои аниме ссылались на «потерю лица», на «кодекс воина» и еще какую-то фигню, которая заставляла их делать весьма странные вещи, лишенные логики - с точки зрения такого существа как ребенок, который, при всей его вовлеченности в мир фантазий, во многих вещах чрезвычайно прагматичен.
В общем, не любили мои товарищи смотреть аниме, ибо не понимали его. Да, и ниндзя в этих мультиках были неправильные.
Я тоже улавливал суть мультфильмов с пятого на десятое, а плохая озвучка, помехи и вечно нудящая бабушка еще больше снижали восприятие вербальной части информации. Но это меня не останавливало, и каждые выходные я усаживался перед теликом в надежде, что сегодня покажут именно ТАКОЙ мульт. Иногда СТВ начинало крутить по вечерам анимешный мультсериал. Это вообще начинался праздник каждый день (для меня, по крайней мере).
Уже первые несколько увиденных аниме вынесли мне мозг своими сюжетными ходами и графикой. Это было необычно. Так никогда никто не рисовал, на моей памяти. В советских мультиках были свои каноны, в западных (особенно в диснеевских) тоже были. В японских даже эти большеглазые человечки в каждом аниме были большеглазые по-своему. И я только спустя много лет понял, насколько меня очаровывала грациозность движений персонажей – и мужчин, и женщин – и то, как гармонично они вписывались в тот мирок, который нарисовали для них художники-аниматоры. Пожалуй, именно благодаря аниме я открыл для себя, что можно не только следить за сюжетом – можно наслаждаться тем, как сюжет сделан и кто в нем участвует.
Меня привлекала именно эта «нестандартность», «нереальность» аниме. Каждый просмотренный мультфильм вызывал кучу вопросов касательно сюжета и действий персонажей, и одновременно приносил чувство своего рода эстетического удовольствия. Как я уже говорил, в младшие школьные годы я был весьма критичен к содержанию произведений массовой культуры. При просмотре весьма разноплановых аниме я, к своему дичайшему удивлению, обнаружил, что простые истории об обычных (как оказалось впоследствии – все-таки японских) школьниках и школьницах тоже могут быть интересными. Они, истории, давали мне пищу для размышлений – почему герои поступали именно так, что означали эти странные жесты и непонятные выражения, каково было назначение предметов обстановки? Ни взрослые, ни книги из детской библиотеки не могли ответить на эти вопросы. Иногда мне попадалось что-то похожее на услышанный в мультике термин, и я пытался связать воедино разные факты, создавая порой крайне причудливые логические конструкции. До непосредственно японской литературы я добрался спустя несколько лет, уже когда узнал об аниме как жанре больше. А пока, во время перед переходным возрастом, занимался исследованиями, которые по качеству и эффективности приближались к опытам средневекового алхимика.
Сюжет, персонажи… Меня поразила девушка без лица в одной из серий «Галактического экспресса 999», которая похитила героиню чтобы поместить ее в стеклянную сферу взамен томящейся там сестры (насколько я помню). Меня потряс парень с длинными волосами, единственный уцелевший на планете, жители которой обратились в камень. Он тоже чего-то хотел, кажется, для своей окаменевшей любимой и героям снова надо было сделать моральный выбор. И таких примеров можно накопать множество. Постепенно я открывал для себя себя самого. Допустим, так я понял, что мне интересно, когда за сюжетом спрятано что-то еще. Это что-то не должно навязываться напрямую, как в тех же нравоучительных советских мультиках. Оно просто должно быть.
И, оказывается, именно все эти странные личности с их странными поступками на фоне сюрреалистических мест действия незаметно, как грамотный дзенский наставник, подвели меня к осознанию простой, но далеко не очевидной идеи – мир не заканчивается тем миром, который окружает одного конкретного человека (например, маленьким сибирским городком). Можно жить и думать как-то иначе. Причем вариантов этого «как-то иначе» существует очень и очень много.
Быть может, именно поэтому я уже давно не в своем городке.
И, возможно, оно было и к лучшему – что я не знал тогда Великой Тайны разработчиков аниме, которая на самом деле не являлась никакой тайной. Я не знал, что мультфильмы, которые показывали по местному телевидению, так разноплановы потому, что у каждого из жанров своя аудитория и именно под ее нужды подстраиваются аниматоры. Эффект присутствия глубокого смысла во многих случаях (хотя «Галактический экспресс» в эти случаи не входит!!!!) создает всего лишь тот факт, что целевая аудитория японская и человеку другой ментальности, а особенно маленькому человеку, многое непонятно.
Потом потянулись занудные годы взросления/подрастания. Аниме, как я говорил, постепенно исчезло с лица моего, уже цветного, телевизора, и вновь я столкнулся с этим жанром только лет в 18, уже когда жил в Киеве. Вместе с аниме я познакомился также с явлением, которое называлось «субкультура анимешников». Оказалось, что почти все, что я смотрел в детстве, называется «классикой», и, безусловно, труЪ, но сейчас (то есть, тогда, в 2000), как мне снисходительно объяснили, смотрят другие мультфильмы. Я был в восхищении. Оказывается, у аниме тоже есть попса.
Те, первые встреченные, фанаты аниме, были еще моими ровесниками. Потом я встретил другое поколение и понял, что окончательно стал динозавром. Особенно после того как увидел, по выражению анонимного интернет-деятеля, «русский косплей, бессмысленный и беспощадный».
Говорят, японцы очень своеобразно подошли к освоению противоположной им западной культуры. Жители России и других бывших союзных стран не менее творчески переработали аж два вида этих самых культур – и современную им западную, и, что гораздо веселее, восточную. Синтез продуктов переработки мы сейчас наблюдаем, в том числе и на современных анимешниках. Не знаю, можно ли это считать своего рода восстановлением исторической справедливости. В любом случае стало как-то… ярче.
До сих пор для меня остается загадкой – что послужило причиной такого моего восприятия аниме? Моя безусловная пожизненная долбанутость или особенности восприятия моего поколения? То есть, все ли из детей начала 90-х, которых все-таки заинтересовало тогда аниме, видели его так же, как я? Мои киевские ровесники, как я понял, увлеклись этими мультами позже и живя уже в весьма благополучных условиях (страной «третьего мира» Украина ни разу не является). Может, эта тревожная атмосфера 90-х как-то особенно влияла на детский мозг и я поэтому искал в японских мультфильмах не развлечение, но способ выхода из замкнутого пространства. Только не надо говорить про эскапизм. Отшельники как правило возвращаются в мир, что-то для себя решив.
Вот, собственно, и все, что я хотел сказать про Вьетнам.